Любые протесты в постсоветских республиках принято рассматривать сквозь призму противостояния Запада и России. Этот сюжет нельзя недооценивать, однако нынешний политический кризис в Грузии вызван, прежде всего, особенностями ее внутриполитического развития, считает ведущий научный сотрудник Института международных исследований МГИМО Сергей Маркедонов
Протестами в Грузии никого не удивишь. В истории этой постсоветской страны трудно обнаружить какую-либо избирательную кампанию или законодательную инициативу, которая не сопровождалась бы выходом масс на улицы. Впрочем, каждая протестная волна имеет свои уникальные черты. Что стало поводом для мартовских акций 2023 года? Почему глава государства солидарна с оппозиционерами и транслирует свою позицию из-за границы? Насколько критичны для властей выступления оппозиции и насколько велика роль внешнего фактора в последних событиях?
Закон об иноагентах: made in Georgia
Триггером массовых протестов в Грузии стало принятие парламентом страны законопроекта об иностранных агентах в первом чтении. Соответствующая инициатива в высший представительный орган этой страны была внесена в конце февраля нынешнего года. Ее инициатором стало движение «Сила народа» — относительно новое явление грузинской политики. Оно возникло в начале августа 2022 года после того, как несколько депутатов из провластного большинства покинуло правящую партию. При этом пафосом их самоопределения стали не внутриполитические события, а международная повестка. Депутаты, покинувшие «Грузинскую мечту», заявили о втягивании их страны в антироссийскую кампанию Запада. Они подвергли жесткой критике посла США в Тбилиси Келли Дегнан. Между тем, многие наблюдатели и внутри Грузии, и за ее пределами говорят о тесной смычке «силовиков» и «мечтателей». «Сила народа» может позволить себе то, чего правящая партия по многим соображениям не готова высказать публично. В том числе и из-за нежелания открытой конфронтации с Вашингтоном и Брюсселем.
В конце прошлого года «силовики» анонсировали два законопроекта. Один из них — «О прозрачности иностранного влияния», а второй его разработчики представили как закон «О регламентации распространения лжи в СМИ». Идея первого документа проста. Закон должен регулировать деятельность НПО и медиа-структур, получающих иностранное финансирование. Интересно, что инициаторы проекта ссылаются на опыт США (закон FARA, принятый в 1938 году), не упоминая о российских аналогах. Что, впрочем, не преминули сделать представители грузинской оппозиции. По словам одного из лидеров «Единого национального движения» Хатии Деканоидзе, в случае принятия закона об иноагентах есть опасность, что «события будут развиваться по российскому сценарию».
Еще до внесения проекта на рассмотрение в парламенте было ясно, что оппоненты власти будут жестко реагировать на идеи «Силы народа» (де-факто поддержанных властями), ведь доброе большинство оппозиционеров могут попасть в число иноагентов — им придется оправдываться в получении иностранных денег, а это грозит потерей голосов на выборах. Однако не все однозначно и со сторонниками властей. Та же «Грузинская мечта» активно продвигает идеи евроатлантической интеграции, что предполагает широкое взаимодействие с зарубежными фондами и программами.
Почему же инициатива, которая еще год назад выглядела как маловероятный сценарий, сегодня оказалась едва ли не центральным вопросом грузинской повестки дня?
«Украинизация» грузинской политики
Законопроект об иноагентах стал поводом для недовольства оппонентов власти. Но причины сегодняшних протестов намного глубже. Они отражают биполярность грузинской внутренней политики, истоки которой следует искать в 2010-2011 годах. Напомню, что конституционная реформа, затеянная командой тогдашнего президента Михаила Саакашвили во многом для пролонгации его пребывания у власти в качестве премьера, способствовала активизации его оппонентов. На первые роли тогда выдвинулся Бидзина Иванишвили, который сначала не дал реализоваться планам Саакашвили, переиграв его на выборах, а затем и в аппаратной борьбе. С этого момента в Грузии идет борьба двух полюсов. Меняются названия должностей двух ключевых фигурантов грузинской политики, а также наименования партийных брендов, но суть остается неизменной. Иванишвили и Саакашвили стремятся к полному доминированию в политической жизни страны.
До поры до времени смягчающим фактором служил евроатлантический консенсус относительно перспектив Грузии на мировой арене. Но связка Саакашвили-Украина (куда экс-президент отправился после ухода со своего поста, и откуда он пытался координировать работу оппозиции) многое изменила. Украинский фактор со временем стал одним из грузинских внутриполитических сюжетов.
Российская «спецоперация»* на Украине вывела данную проблему на международный уровень. Правящая партия не хочет победы оппозиции, а сторонники экс-президента наряду с «очищением» власти от команды Иванишвили предлагают и радикализацию внешней политики, особенно на российском направлении. Оппоненты «Грузинской мечты» и ее сателлитов фактически представляют действующую власть как орудие Кремля. Во многом их подходы разделяет и президент Саломе Зурабишвили.
Пост главы государства в Грузии не является ключевым, по Конституции он имеет немного полномочий. И поэтому «оппозиционные президенты» — явление для этой страны не новое. Прежде и Михаил Саакашвили (уже после изменений Основного закона и поражения на парламентских выборах его партии, но до ухода в отставку), и его преемник Георгий Маргвелашвили не раз выступали с публичной критикой правительства и парламентского большинства. Сегодня Зурабишвили пытается использовать ситуацию с законом об иноагентах, как возможность показать свою значимость. Она имеет право вето, которое, правда, можно и преодолеть. При этом президент рассматривает парламентскую инициативу, как отдаление от Европы» и активно апеллирует к западным союзникам Тбилиси.
Внешний фактор
В последние годы, а особенно с началом «спецоперации», процессы в постсоветских республиках рассматриваются сквозь призму противостояния Запада и России. Спору нет, этот сюжет нельзя недооценивать. Однако нынешние проблемы в Грузии сформированы, прежде всего, особенностями ее внутриполитического развития.
США, их европейские союзники, показали негибкость в отношениях с тем, кого сами же не раз называли стратегическим партнером на Кавказе. Грузия, добившаяся в сравнении с Украиной и Молдовой намного больших успехов в реформировании силового блока, экономики и борьбе с коррупцией не получила статуса кандидата в члены Евросоюза. И до сих пор Грузия остается в неформальном статусе «аспиранта НАТО», без четких перспектив когда-нибудь пополнить ряды Альянса. Эти проблемы существовали и до 2022 года, но конфликт на Украине обострил их до предела. Запад крайне заинтересован в единстве рядов всех его союзников, тогда как Грузия опасается вовлечения своей страны в новую конфронтацию с северным соседом. И если оппозиция такой сценарий считает логичным и обоснованным, то власти хотят воздержаться от него.
Это ни в коей мере не означает готовности «Грузинской мечты» провозгласить курс на вступление в ЕАЭС и ОДКБ и отказ от НАТО, ЕС и восстановления «территориальной целостности» Грузии. Правительство и парламентское большинство просто хотят сделать Грузию «безопасной гаванью» в нынешнем глобальном шторме. И, возможно стать, как Армения неким хабом, в котором поверх санкционной войны Запад и Восток смогут кооперировать. В этом контексте появление законодательства об иноагентах можно считать неким сигналом грузинских властей Западу — «если вы нас не цените, мы можем посмотреть и в другую сторону». Поэтому историю с принятием законопроектов нельзя считать законченной — многое будет зависеть и от динамики протестов и от способности США и ЕС найти нужный тон в отношениях с Тбилиси.
Источник: Форбс.ру